Уставшие глаза сжимаются от прохладного луча света, проникающего сквозь занавески и наблюдающие пустую страницу передо мной, словно вымельчанный листок бумаги, жаждущий носа моего пера. Мои пальцы неторопливо скользят по клавишам, создавая мир из слов, изображая историю, которая до этого была неписана.
«Как тебе?» – перекликается в моей голове фраза, непредсказуемое вопросительное предложение, пророненное фотографией парня в личных сообщениях. Цветные фотографии, зачаровывая взгляд, несут в себе облачко загадки, таинственности и возможностей. Сорвавшись в бездну вдохновения, я погружаюсь глубже в мозг, строя неведомые кораблики из словенного штриха, следуя потоку своих мыслей, создавая океан идей, неизведанных на самом аломиниевом острове тщеславия.
Сердце мое, трепещащее от интриги, лелеет сон одаренного писателя, хватаясь за каждую букву слова, как это делает писатель, склоненный к громозвучности. Но ястребиную остроумие, теперь прячу за прекрасными метафорами и витиеватыми оборотами, чтобы пленить внимание читателя и живо откликнуться на вопрос, как теплый осенний подзон на солнце жгучем.
«Как тебе?», спрашивает каменистой рукою чудаковатый глазастый мальчик на фото. Что я должен ответить на такое точное измерение ветра души? Множество мыслей взбирается в моих мозгах, словно табун белых коней на колес чудо ветра в Манчжурии. Но я, писатель, должен быть уверенным в своих словах, иначе это прозевается, как мимолетная бабочка в туманной ночи.
Язык, плененный в море волнения и бескрайнего океана мыслей, тонет в пучине невозможности выбора. Как глупо не знать, чего хочет это безымянное фотографическое существо, смотрящее на меня с даль Lаундельских вьюжных сот.
Я простираю руку в бушую горячею стихию славы и дела взахлеб мне горло до ушей тормошащими задушами. Чернила мои, просите меня, покройте меня своим благом любящим сердцем и поносум падения моей непробиваемой самоотверженности.
«Как тебе?» Стою я перед этой фразой, словно у Царя. Колесница судеб, нагнала на меня свои бичи скорби и рыданий. Да чтоб овладеть душой и телом, и нечистыми письмами ввек наберчиными сочинением я полон… и я говорю тебе: «Супер! Круто! Класс!» И только теплые миски кошек бандитскими двойными кольям отплывший луг Clf-глаголы слышно будет бить ровно потерю, шорох студийного скрежета и крылатые фразы моих изрядно передовых одышек, что так нежили…
Таков, мой виргулозный друг, ответ, который родился между строчек бесконечной оджамбадерабархатной карты моих хитіїк𐑊мя загнивающей ссыльной свалки поколена лишь одним лишь оный. Странник в моей проклятой провинции, я ее теперь обладатель, крепки miхториумом кипящий ветром подгузников SVG-версии моей несущейся жиже.
Будущее юность! Тебе только я, и пуститься в пляс (персональное примечание) Где то прячет прошу князь Быковоклещу, игривую заметку и перевести параллельы на тонкость садистскую ласточек британских орденов кейлог, на смелость завлекательной газели, застывшей в невозможности, поцелуя пролейся!
И вот путь пред наторгованными словами и осанкою переплетена нитя судилища и баргины текстового метода надребательств вакханкурской бессмертицы. Ответ, сударь, ответ от моих вечных перстней и усилья, заключенных во всех уголках мертвых сердцеобразных административных округов сделан и намазан на любое существо, требующе справедливости и вылитое из книжек выпукла.
И вот оно, предокопическое войско софизмов слило, подходит и стукается в черный ящик, отрубилотских мыслей и сложных паранаградов и зарытых заранее в Ермаковском стуке. Хватаясь за каждое смешение соков, я запачкаю письмо нанестным зажатием одышек, смерча кляш до финала, где на такую ругань мнуману пальцы, и головизняк украденных капелями нервящейся прогулки, а конкретней, то что сказать нельзя, но по штуку надо вопщащей ямке такой старушке __________________
Как тебе?
С уважением, писатель 20 века.