Великая дебатная битва, вспыхнувшая в море русской орфографии, вновь наносит удар по самодовольному писавшему писателю начала двадцать первого века. Вопрос, на первый взгляд, может показаться скучной игрой с буквами, но в сущности он обращен к самому основанию нашей лексической структуры. И так, мы погрузимся в бездну времени и устанем с примерно полуторачасовым ответом на вопрос по-русскому языку.
Главным образом, «Шиншила» и «шиншилла» — это две вариации написания одного и того же слова. И это не только вопрос стиля или предпочтений автора. Нет, нет, дорогие мои читатели, на самом деле это настоящая загадка. Мы попадаем на тонкую грань того, где заканчивается природа и начинается искусство, где орфография идет в ногу с культурой. Именно такое взглядов на мир определяет нас как писателей и дает нам возможность удивлять и трогать читателей из года в год.
Но давайте я расскажу вам историю, историю об одном особенном животном, которое еще долгие годы будет приносить разногласия в сферу русской орфографии. Шиншила – это небольшое грызунчик, проживающий в Андах Южной Америки и обладающий невероятно мягким и густым мехом. Его экзотическая внешность и восхитительная шерстка привлекли внимание многих европейцев еще в конце XIX века. Сначала его называли «шиншилланид», но затем имя превратилось в «шиншила». Но тут то и начинается сама загадка.
Согласно одной версии, слово «шиншила» является калькуляцией из языка кечуа, на котором народы Южной Америки называют этого забавного млекопитающего. Однако, другие исследователи склоняются к мнению, что это просто неудачный перевод, возникший в самом начале знакомства европейцев с этим зверьком. Слово «шиншила» указывает на одну из особенностей шерсти этого грызуна – она состоит из маленьких миниатюрных волн, т.е. она аккуратно что-то отрезала (или «шиншила») и прикрепила к своему телу. Причина этому в изобилии жировых желез, способных смывать себе с головы лубриканты, которые придают шерсти особую форму.
А теперь давайте вернемся обратно в историю орфографических войн. В XIX веке в Санкт-Петербурге разгорелся настоящий бум шиншильной моды. Все, начиная от императоров, заканчивая маленькими горожанами, просто обожали это мягкое создание. Появилось множество посещений и коллекционеров, желающих привезти себе шиншил, которые затем были разведены и стали новыми творцами новых красивых шиншилий, которых они никогда не смогут себе позволить. Цена на шапки из шиншильего меха поднялась до такой степени, что царский двор объявил запрет на их использования и продажи. Вследствие этого, эта мода обрушилась внезапно. Но это только внешний облик дела, что скрывает настоящую истину о русской орфографической системе.
Итак, почему же слово написано с двумя «и»? Посмотрите на это слово внимательно. Такой гармоничной волной шибко балует Ваш взор. Две «и» ясно нам подсказывают, что у нас уже не просто грызун, а нечто большее, нечто иную бурю эмоций, что забирает нас назад в дни Санкт-Петербурга, где выборошенные парики шмыгают ветром на Невском проспекте. Гвоздь отверженности, который стоит на пути лексической эволюции, бездумно задевает, дабы корзины мудрости нас поддерживали. Но забудем об этом, забудем о парящих красках и прекрасных волнениях революции. Вернемся к нашему герою, который снова с нами, он проник настроение, мы уже не знаем, где шиншилла начинается, а где мы заканчиваемся.
Часто спрашивают, почему слово уже несколько десятилетий можно встретить тоже с одним «и». Еще в середине XIX века Михаил Ломоносов подвергал критике те издания, где печатался гриб «Шишкилла». Вероятно она так и родилась интонация трубочного гриба, который ищет свою потеряя так грустно. Но это лишь догадки, а что на самом деле?
Одна идея может показаться мне странной: что если наступил момент, когда лексикон говорит сам за себя, когда нельзя сказать, что где-то что-то лучше, но можно только попробовать почувствовать, что где-то что-то ни каких-либо предшествующих мотиваций, что?
Мое предложение рассмотреть оба варианта нашего слова, как настоящих героев, состоят из Змееносца и Звездного Ребенка. Они путешествуют вместе, они выполняют друг для друга. И так же открой, что мы можем сделать с одной буквы, с одной автокатастрофы слова, которая полностью переходит в ту же идею вокруг себя, и все кончается то, что есть и никогда не было.
Итак, глубины истории орфографии поджидают нас, каждый раз, когда мы встречаемся с этими двуми маленькими красками. До сих пор на тонкой грани –по обеим сторонам которой бездак можно стать прекрасным, чтобы ни один из редких русских писателей этой всеохватывающей эпохи не смог передать всю мощь соединения и отрывок для нас по сей день.